Впрочем, было кое-что еще, что беспокоило меня всерьез – родители.
Узнав, что я жив и могу вернуться домой, я много о них думал. Как они, здоровы ли – я не мог узнать, ведь страниц в соцсетях у них не было.
Отец, наверно, всё в гараже или на рыбалке, мама у телевизора, пока пирог в духовке.
Как-то раз, одолжив мобильник у Димона, я попытался позвонить ей, но женский голос в трубке твердил: абонент недоступен. Номер отца не отвечал.
Да и что бы я сказал, «Привет, это я»? Как объяснить, откуда звоню и как здесь оказался.
Может, ну его этот мифический дворец, почему нельзя заняться книгой дома?
Но я знал, что, вернувшись, постараюсь забыть о пережитом. И чтобы утешить родителей – «а как же пенсия, сынок?» – осяду в редакции, по выходным буду копаться на даче, женюсь, заведу кота, детей, отпущу брюшко. До книги ли тут.
А, может, я просто плохой сын и эгоист – бросать пожилых родителей, ради какой-то невнятной цели… Меня сверлило острое чувство вины. Ну, а если вернуться к ним после путешествия, так сказать, на белом коне?
Остановившись на этом, я отправился в «Mangrove Hotel», чтобы поговорить с Остином теперь, когда Айрин от билета отказалась.
Домик был закрыт. Я заглянул в окно – никого. На крыльце лежали плеер с наушниками и кассета. Старый альбом «A-ha»: «Minor Earth – Major Sky». Мой любимый! С самолетной кабиной на обложке. Сколько ж мне было, когда я впервые его услышал – девятнадцать?
Я сунул кассету в плеер, спустился к заливу, сел в шезлонг под деревом и нажал на кнопку. Внутри что-то скрипнуло, зашуршало, и приятный мужской голос запел:
This book was originally published on Royal Road. Check it out there for the real experience.
To love me truly or let me go
In between I don’t want to know
This is how it was to be
No more us and no more we
Мысли невольно вернулись к Айрин. На глаза навернулись слезы, по коже побежали мурашки, а норвежец продолжал терзать душу:
Once again on the station
See your face in a crowd
Comes again the sensation
You can’t hear yourself think
With their voices inside your head
Hey, I wish I care
Я промотал ленту вперед. Вот, еще, из лучших: «Thought that it was you». Как и много лет назад, что-то, казалось, ушедшее навсегда, рвалось в самом сердце.
Мне хотелось без конца жать на «play» и повторять: «Почему мы не вместе, Айрин?»
You know my deepest sin
You’ve seen me deep within
So fill me now like wind
And let the miracle begin
Я просидел на берегу до вечера, слушая музыку и вспоминая свою жизнь на острове.
Остин так и не появился. Полыхнув огнем, солнце село за гору, а из залива уже вынырнула серебристая рыба-Луна. Вдалеке над морем засияли две ярко-алые точки.
Они, то сближаясь, то удаляясь друг от друга, медленно поднимались в небо – кто-то на пляже запустил горящие бумажные фонарики.
Тайская легенда гласит, что так очищается человеческая душа. Пары скрепляют ими свою любовь, а кто-то загадывает заветное желание.
Когда мерцавшие огоньки затерялись среди звезд, я выключил плеер, вернул его на место и двинул в клуб.
Красная шкала медиатора была пуста, а желтая – наоборот, оставалось лишь сдать накопитель, и мы с Дарконами в расчете.
- И куда теперь? – Бульдог хмуро постукивал карандашом о стойку. – Чем займешься?
- Собой, – невозмутимо ответил я.
- Ты шуточки брось! – глянул он в упор – Слыхал про Рэнди? Ну вот, теперь клубом управляю я, а место администратора свободно. Пойдешь?
- С чего вдруг такая щедрость? – прищурился я. – Я ведь не новичок.
- Поэтому я тебе эту должность и предлагаю, – буркнул Бульдог. – Ты парень проверенный, с опытом. Начальство не возражает. Договор подпишем хоть сейчас.
- Не хочу, – я открыл дверь.
- Почему? – вскинул он бровь. – Платят хорошо.
- Тошнит.
- Отравился, что ли? – не понял Бульдог. – Таблетку дать?
- От клуба вашего тошнит, – спокойно сказал я. – И от работы этой. Устал.
- Так отдохни, отпуска дам неделю, заслужил.
- Не поможет. Ладно, я пошел.
- Дважды предлагать не буду! – прорычал в спину новый управляющий.
- И не надо.
- Ну ты и кретин! – оскалился он.
- Зато живой.
На улице, пересчитав оставшуюся наличность, я зашел в сувенирную лавку, где давно поглядывал на одну вещицу. Теперь цена не имела значения.
Продолжение следует