Расставить точки над i мог монах. Если Айрин права, и я могу задать ему свой главный вопрос, то он просто обязан меня принять. Так я в третий раз отправился к храму.

На этот раз дворик пустовал. Монах вышел мне навстречу, широко улыбаясь, и сразу пригласил следовать за ним на террасу. Подогнув под себя ноги, мы уселись на дощатом полу, устланном пестрыми подушками и циновками. Он разлил по чашкам зеленый чай и улыбкой выразил готовность к беседе. Тут я понял, что не знаю, как к нему обращаться – преподобный? Досточтимый? Мастер Джи?

- Зови меня просто Джи, – угадал он причину моего замешательства.

- Джи, – я прокашлялся и вынул билет. – Пожалуйста, объясните, что это такое.

- Это? – монах спокойно взглянул на меня. – Это, мой друг, свобода.

- Свобода? – неуверенно переспросил я. – Что значит – свобода?

- То и значит, – невозмутимо ответил он.

- Вы хотите сказать, что прямо сейчас я могу уехать с острова?

- Видишь ли, – он задумчиво поскреб подбородок. – Я имел в виду свободу в более широком смысле этого слова.

- Свободу выбора?

- Совершенно верно, – кивнул он.

- И какие у меня варианты?

- Ну, ты можешь остаться, воспользоваться призом или вернуться туда, откуда пришел.

- Домой? – я не верил своим ушам. – Но как? Я же умер.

- Викентий, – монах отхлебнул из чашки, – ты уже не первый раз упоминаешь свой дом. Позволь узнать, а где он – твой дом, и почему тебя туда так тянет?

- Как почему, – растерялся я. – Это город, где я жил с детства, у меня там остались родные, друзья, работа, знакомые места.

- Я так и думал, – он вздохнул, и поставил чашку на столик.

Мне не очень понравился его тон. Нет, внешне собеседник был всё так же любезен, но будто потерял ко мне интерес. Он не то задремал, не то задумался, чуть смежив веки.

- Джи, – окликнул я его, – вы спите? Я что-то не понял, так я живой или нет?

If you discover this narrative on Amazon, be aware that it has been stolen. Please report the violation.

- Это твой главный вопрос? – не размыкая век, спросил он и взял меня за запястье.

- Да, хотелось бы, наконец, как-то определиться, что ли...

- Ну, хорошо, – подумав, ответил монах. – Следуй за мной.

Мы поднялись и прошли в потайную келью – затененную комнатку, где кроме статуэтки Будды в позе лотоса, тумбочки и низкого деревянного топчана с валиком в изголовье не было ничего.

- Ложись на пол, – велел он. – Закрой глаза и сделай глубокий вдох.

С некоторой опаской, помня о бурном прошлом монаха, я лег на циновку и вытянул руки по швам.

А в следующую секунду я уже стоял на палубе большого парома, отходящего от пирса.

Я совсем не помнил, как очутился там. Так бывает в полудреме, когда вроде еще и не спишь, а перед глазами уже плывут странные картины.

На душе было пасмурно. Море штормило, чайки с криками носились над сизыми валами, в лицо летели соленые брызги. Вдобавок зарядил мелкий колючий дождь.

Я продрог на ветру до костей и чтобы согреться, решил зайти в бар. Денег было в обрез, но на что-то согревающее хватало. Спустившись с палубы, я толкнул дверь, заказал айриш-кофе и уселся за дальний столик, у иллюминатора.

Вскоре официант принес бокал, и я обхватил его ладонями, с наслаждением вдохнув бодрящий аромат. Зачем-то представил, как появлюсь в родном городе – то ли живой труп, то ли недокадавр. И кто поверит, где я был, что пережил?

Я сделал большой глоток, обжегся и закашлялся.

- Помочь? – кто-то энергично хлопнул меня спине. – Так лучше?

- Лучше, ага, – выдохнул я и снова едва не поперхнулся. Рядом стоял и улыбался Ромашкин с коктейлем в руках, загорелый и прямо-таки лучащийся счастьем.

- Из отпуска, – опередил он вопрос. – А ты? Тоже отдыхал или творческая командировка?

- А то ты не знаешь… – смерил я его взглядом. – Ты ж меня туда и услал, в эту командировку, ангел под прикрытием из АДС. Черт, кто бы мог на тебя подумать!

- Ангел? – Ромашкин заморгал. – Ты о чем? С тобой всё нормально?

- Ладно, проехали, – отмахнулся я. – А ты, поди, монаха приезжал проведать?

- Ты точно в порядке? – наклонился ко мне Ромашкин. – Да у тебя жар! Я позову доктора.

Он поставил недопитый коктейль на стол и мгновенно исчез за дверью. Вот хитрец!

Коктейль сладко пах дыней. Кажется, он был с ромом. Откуда ни возьмись, прилетела оса и, шевеля усиками, стала ползать по краю бокала. Отгоняя ее, я махнул рукой раз, другой, задел соломинку и чуть не опрокинул всё на пол. Оса недовольно закружила над столиком, прикидывая, куда бы приземлиться и вдруг спикировала на меня.

«Ох!» – я схватился за шею, зашатался и медленно сполз под стол.

- Внимание, он приходит в себя, – услышал я издалека чей-то голос.

- Ромашкин, вечно от тебя неприятности, – поморщился я.

Шею жгло, как каленым железом. Я не говорил, а скорее сипел, как сифон.

- Как вы себя чувствуете? – надо мной склонилось лицо в медицинской маске.

- Так себе, – просипел я. – Шея болит. Что за трубка у меня в горле?

- Вы неделю пробыли без сознания, – сказал врач. – Помните, что с вами произошло?

- Оса ужалила, – я помедлил, напрягая память. – В баре на пароме.

- Нет, – врач сочувственно покачал головой. – У вас пулевое ранение в шею. В вас стреляли.

- Откуда? Кто?

- Какой-то сумасшедший. Да вы не волнуйтесь так, артерия задета, но жить будете.

И тут я вспомнил пчеловода с ружьем, залитый кровью снег, Белую комнату, остров...

- Неделю?! – прохрипел я. – Да быть этого не может! Я целый год...

- Катя, – лицо маске отвернулось. – Давайте успокоительное.

Затем оно опять приблизилось. Усталые глаза смотрели строго и внимательно:

- Вам нельзя сейчас много говорить. Отдыхайте. Вечером я снова зайду.

Продолжение следует