Уговорить Василия Петровича Пеструшкина, работника бетонно-строительного завода, стать героем газетной публикации оказалось непросто. Собственно, героем-то был не он, а его уникальный рыжий кот Васька, которого впору заносить в книгу рекордов Гиннесса – несмотря на свое животное происхождение, Васька имел абсолютный музыкальный слух.

- Вон, даве в газете про собачку, подпевающую мобильникам, писали. Так она супротив моего Васьки – тьфу! – горячился по телефону Василий Петрович. – Не про тех пишете! В общем, как там тебя, записывай адрес и приходи. Сама всё увидишь.

И я отправилась к Ваське в гости. Если верить словам Пеструшкина, Васька появился в его квартире весьма необычным образом – свалился как снег на голову.

- Год назад это было. Вышел я на балкон покурить. Стою, курю и вдруг слышу эдакий характерный свист, будто кирпич сверху падает. Ну, думаю всё – хана. И в этот самый миг мне на голову приземляется что-то мягкое и пушистое, да ка-ак вцепится когтями в волосья! От страха я чуть в штаны не наложил. Хвать его за шкирку, а это кот. Глаза с два блюдца, сердце бешено колотится, видать, напужался не меньше моего. Ну, я его в охапку и наверх, к соседям:

- Ваша животинка?

- Не наша.

Всех обошел, все от кота отбрехались, мол, первый раз видим.

С крыши, наверно, свалился, – подумал Петрович и оставил «летчика» у себя.

А вскоре Пеструшкин стал замечать в поведении своего подопечного странности. Васька, например, мог часами сидеть на подоконнике и барабанить по кастрюле лапой, пытаясь извлечь из нее незатейливую мелодию вроде «Чижика-пыжика». Ударит лапкой – бамц! Навострит ухо, прислушается, и снова: бамц-бамц!

Эге, а кот-то у меня музыкальный! – смекнул хозяин и купил Ваське в «Детском мире» барабан.

- Штук шесть он у меня, шельмец, продырявил, – усмехается Петрович. – Прежде чем сообразил когти в подушечки убирать. Зато потом лучше «Чижика-пыжика» в Васькином исполнении я нигде не слышал.

Когда бить в барабаны Ваське надоело, он положил глаз на гитару Петровича. Подойдет, тренькнет лапой, и пока струна звенит, слушает, а сам от удовольствия аж жмурится.

- Однажды ночью проснулся я от страшного грохота, – вспоминает Петрович. – Ворвался в комнату – гитара на полу, а Васька вокруг нее взад-вперед прохаживается, прикидывает, с какого боку лучше подступиться. Долго он к ней приноравливался, месяца два тренькал-бренькал, пока не догадался задними лапами гриф обхватить, а передними струны перебирать. Тут уж он дал себе волю, часами играл, и главное – складно так, как по нотам.

Но больше всех Васька Высоцкого уважает.

- Как начнет наяривать «Где мои семнадцать лет», да про капитана Кука – не остановишь! Бывалоча, сядем вечерком, Васька на гитаре бренчит, я пою. Сам-то он петь не умеет, максимум, на что способен – это «Море-море» Юрия Антонова.

- Ну-ка, Васька, спой! – приказал Петрович хвостатому музыканту, всё это время дремавшему на батарее.

Кот с готовностью спрыгнул на пол, вытянулся поудобнее вдоль инструмента, ударил когтями по струнам и завопил на иностранный манер:

- Амморэ-мо-орэу, мы-ыр пссдонный мау-уу, мау-у.

- Хорош! – прервал кошачий порыв души Петрович. – Молодчина!

- В общем, жили мы с Васькой так, не тужили, пока не пришли к моей сестре в гости. Васька с порога сразу шмыг в комнату и за пианино – прыг. Мы и глазом не успели моргнуть, как он нам «Мурку» выдал. Всего только один раз сфальшивил. А следом «Собачий вальс». Ну, сестра, понятно, сразу в обморок шлепнулась, решила, что это у нее зрительные и слуховые галлюцинации начались. А когда в себя пришла, сразу кинулась в редакцию вам звонить, да еще и на работе, дурында такая, всем разболтала, что кот у меня ученый. Баба, что с нее взять! Ну, народ ко мне и ломанулся: «Продай, да продай».

This text was taken from Royal Road. Help the author by reading the original version there.

- Один мне за Ваську тыщу долларов предлагал, – заговорщицки подмигнул Петрович. – Я, мол, на этом котяре такие бабки смогу заколачивать. Но я не согласился. Что я, зверь, что ли, товарища продавать? С кем я тогда в «Чапая» играть буду?

- А он у вас и в шашках разбирается?

- Э-э! – оживился Пеструшкин. – Думаешь, мой Васька спец только по гитаре да пианине? А ну, Васька, давай покажем гостье, чего мы еще могем! С этими словами Петрович вытащил из-под дивана шахматную доску, высыпал из коробки шашки на стол и выстроил их в ряд у кромок поля. Две зажал в кулаке. - Белые, черные?

Кот ткнул мордой в правый кулак хозяина.

- Вот, зараза! Опять угадал! – изумился Петрович. – Всё время белые вытягивает. Ну, давай, бандит, начинай.

Васька прищурился и сделал молниеносное движение лапой. Три шашки Петровича как ветром с доски сдуло. Пяти минут не прошло, а кот уж разгромил хозяина наголову.

- Постоянно меня обыгрывает, – пожаловался Петрович. – Пока я на работе, сам с собой тренируется. Зато уж в карты ему со мной пока еще рановато тягаться.

- Да ну? – не верю я своим ушам. – Насчет карт это вы заливаете.

- Вообще-то Васька только когда выпьет в подкидного режется, – замялся Петрович.

Но кот так укоризненно взглянул на хозяина, мол, ты зачем меня перед дамой позоришь, что Петрович невольно смутился и перешел на шепот:

- Водится за моим Василием грешок, любит по пятницам граммульку замахнуть. Наверно, глядя на меня, научился. Я так-то не пью, но в пятницу после работы – святое дело. Ну и Васька пристрастился, тоже свой наперсточек требует.

- А если не наливать? Животным, говорят, вредно.

- Ага, попробуй ему не налей! – хмыкнул Петрович.

Не получив законной пятничной «граммульки», Васька всячески хозяину вредит, то в тапки нагадит, то горшок с цветком герани перевернет.

- Я не сержусь, – вздыхает Петрович. – Он ведь у меня животное необычное, личность творческая, неординарная, так сказать. А я слыхал, личности эти того, это дело уважают.

- Не буянит потом?

- Не-е. Храпит только дюже громко.

- А в подкидного вы как с ним играете?

- Да очень просто. Видишь карты? – Петрович выгреб из шкафа засаленную колоду, всю в каких-то дырочках вроде шрифта Брайля для слепых. Пояснил:

- Это Васькиных когтей следы. Надо же ему как-то карты в лапах удерживать. Не знаю, как он в мастях разбирается, до сих пор не понял, но если честно, для кота он играет мастерски. Правда, если чуть зазеваешься, так и норовит смухлевать, ушки с ним держи на макушке.

- Но карты у нас только по пятницам. – Петрович спрятал колоду обратно в шкаф. – А в обычные дни Васька в их сторону даже не глядит – брезгует. Он ведь так-то у меня интеллигент, классику уважает, телевизор не смотрит в принципе, особенно концерты наших юмористов не переваривает, у него на них аллергия. Как только те в телевизоре появляются, чихать начинает, мол, чихать я на вас хотел.

В этот момент на кухне что-то грохнуло, звякнуло, покатилось, а вслед за этим из крана с шумом полилась вода.

- Вот елки! – спохватился Петрович, – опять чашки забыл помыть. Понимаешь, Васька терпеть не может грязную посуду в раковине. Прямо звереет. Запрыгивает на табуретку и начинает яростно тарелки лапой тереть. Один раз даже тефлоновую сковородку до блеска отодрал, так что я теперь всегда за собой чашки мою. А тут с тобой заболтался, забыл. В общем, я на кухню, а ты пока, если хочешь, можешь Васькины рисунки посмотреть.

- А он у вас что, еще и рисует?

- Да малюет чего-то. Я ему к лапе карандаш или кисточку на резинке привяжу – он и рад стараться. В основном автопортреты пишет. Перед этим себя в зеркале долго изучает, потому как самокритичный очень. Не понравится картина – рвет в клочья!

Рисунки и впрямь занятные. Если не знать, что они кошачьи, их можно запросто принять за каракули художника-детсадовца. Под каждым «автопортретом» автограф – отпечатки Васькиных лап. Так полосатый Пикассо защищает свое творчество от подделок.

- Слушайте, да вашему Ваське цены нет! – кричу я Петровичу, моющему посуду на кухне. – Не хотите его специалистам показать? Это же уникум, редкий научный экземпляр.

- Да приезжали тут профессора какие-то, – появляется в дверях хозяин. – Интересовались. Охали, ахали, проводки какие-то к Ваське цепляли. Из Москвы звонили, из передачи «Очевидное-невероятное», академик какой-то деньги большие за опыты над котом предлагал, но я не согласился, что – он собака Павлова, что ли? Не позволю над Васькой опыты проводить! Он натура утонченная, на нервной почве может захворать и растерять все свои таланты. Где я потом другого такого кота возьму? Они на дороге не валяются.

- Скажу тебе по секрету, – снова перешел на шепот Пеструшкин. – Мой Васька может и не кот вовсе.

- А кто?

- Я вообще-то не верю в жизнь после смерти, переселение душ и прочую чепуху, но сама посуди – был у меня дружок, Петрухой звали, тоже, кстати, рыжий, как кот. Мы с ним в армии вместе служили, тала-антливый! И на гармошке, и на гитаре мог. Высоцкого уважал. Опять же рисовал не хуже Малевичей всяких, такой себе альбом дембельский отгрохал – аж завидно.

Петрович помолчал, потом тяжко вздохнул:

- Помер он в прошлом годе. Выпил лишку и с балкона свалился. Так я вот чего теперь думаю, вдруг, мой Васька это Петруха и есть. Уж больно всё как-то сходится, а?

При этих словах рыжий Василий громко мяукнул. А может, он правда никакой не кот?