Дар

Образ прабабки Матрены запечатлелся в моей памяти пугающим, отчасти даже каким-то чужеродным – будто уже тогда, в младенчестве я понимала: у нас с ней разные пути.

Вероятно, бабе Моте хотелось, чтобы ее правнучка пошла по «ведьминским» стопам.

Может, она чуяла во мне некую силу, и перед смертью хотела ее приумножить, передав часть своей. Говорят, без этого ведьмы и колдуны не могут отойти в мир иной.

Я же бессознательно такому «донорству» противилась.

Внутренний голос шептал: не подходи, не бери, ищи свое!

Но поскольку дар ведуньи веками передавался женщинам нашего рода, то кто-то должен был его принять. И сдается мне, прабабушка вручила мне его хитростью, через игрушку.

После этого я должна была либо продолжить магическую линию, начав оказывать влияние на судьбы окружающих меня людей, либо трансформировать полученную энергию в творчество и уже с его помощью воздействовать на других, что в каком-то роде тоже – магия. Хочется верить, что баба Мотя надеялась, что я изберу второй путь.

Сила творчества

Почему я в этом так уверена?

Говорят, что все мои прабабки-ведуньи росли творческими, тонко чувствующими детьми.

Они прекрасно пели, рисовали, писали стихи, играли на музыкальных инструментах (отголоски тех талантов и сегодня прорываются в их потомках). Но в деревенском обществе творческая одаренность детей считалась блажью, баловством и потому всерьез не воспринималась. Картинки, песни, сочинительство, много ли на этом добра наживешь?

Большая семья требовала больших трат, а значит, надежного источника дохода.

В деревнях ценились люди земли, физического труда, а не «какого-то там» искусства.

В итоге девочки, которым с детства внушалось, что творчеством не проживешь, что все это «придурь», пустое, зарывали свои таланты в землю и целиком отдавались домашним заботам. Выходили замуж, рожали детей и от зари до зари трудились на ферме и в поле.

Но божью искру, куда ее денешь? Не найдя себе должного применения, она тлеет в груди, чадит, отравляя ядом сердце и душу. Как же тут не озлобиться? Жжение-то внутри ого-го!

Вот и начинает такая женщина самоутверждаться, отыгрываться за свое творческое бессилие на домочадцах. И уж коли ругнется в сердцах, пожелает кому-то ни дна, ни покрышки, то неприятностей не избежать – так она освобождается от негатива.

И горе тому, кто в эту «грязную» струю попадет. В лучшем случае, отделается головной болью, в худшем может тяжело заболеть или даже погибнуть. Особенно, если находится не в лучшей форме, болен, ослаблен, чем-то расстроен или удручен. Ибо что-то мне подсказывает, что сильному, здоровому, уверенному в себе человеку никакая грязь, ни проклятья не страшны. Вот только много ли мы знаем таких безупречных людей?

Ведьмы тоже плачут

До того как стать «ведьмакой», моя прабабка Матрена перебивалась случайными заработками прачки, обстирывая чужих людей. Баба Люда работала агрономом в колхозе, хотя обе – и мать и дочь, хорошо рисовали, и, думаю, мечтали совсем об иной судьбе.

Похожая история приключилось и с моими родителями, и младшей сестрой.

У мамы был красивый голос, ее манила сцена, театральные подмостки. В школе учителя хвалили мамины способности к литературе, живописи, иностранным языкам.

Папа в юности недурно рисовал. Писал стихи. Пел под гитару. Играл в самодеятельном театральном кружке. К тому же был подающим большие надежды спортсменом.

Острой необходимости выживать, как их далеким предкам не было ни у мамы, ни у отца, но оба, поддавшись родительскому напору («живи так, как мы жили!»), отказались от своей мечты и вместо этого пошли на завод, выполнять скучную механическую работу.

Про сестру отдельный разговор. Вся ее жизнь, начиная с рождения, представляется мне цепочкой сплошных неудач. Да чего там – все началось еще до появления Тани на свет. Но об этом чуть позже. Пока же вернусь к самовыражению себя.

Я вижу это так: у тех, кто изменил себе, своему призванию, променял журавля на синицу, энергия, запертая внутри, начинает «закисать». Появляются обиды, зависть, гнев, которые с годами могут вылиться в какую-нибудь зависимость или уйти в болезни.

Думаю, не случайно прабабку Мотю и бабу Люду к концу жизни разбил паралич.

Подаренное здоровье

Дар, который я нежданно-негаданно получила от прабабки, до поры до времени никак себя не проявлял, а, может, просто воспринимался мною как должное.

Я не только с легкостью сочиняла стихи и хорошо рисовала, но и как баба Мотя могла «отводить» глаза и делиться с людьми своей силой.

Впервые я проделала это с одним юношей, в которого тайно была влюблена.

Мне тогда было 13, ему –18 лет. Как-то ребята во дворе проговорились, что у моего возлюбленного проблемы с почками, мол, из-за этой болезни его даже в армию не берут.

Это показалось мне ужасно несправедливым. Надо же, подумала я, такой молодой, а больной, и решила поделиться с ним своим здоровьем. Для хорошего человека не жалко! Тем более здоровья этого у меня было хоть отбавляй (так я тогда думала).

К своему решению я отнеслась ответственно. Даже совершила нечто вроде ритуала – представляла, как моя энергия плавно перетекает в тело юноши и излечивает его.

День или два после обряда я чувствовала легкое недомогание, но вскоре все прошло, и я снова была бодра и полна сил.

А спустя полгода мою пассию забрали в армию. Доктора нашли юношу абсолютно здоровым и признали годным к строевой службе. Мое ли вмешательство помогло или болезнь отступила сама по себе, неизвестно, но новость о чудесном исцелении очень обрадовала и вдохновила меня (не знаю, как насчет самого новобранца, допускаю, что ему-то как раз служить совсем не хотелось).

This story has been stolen from Royal Road. If you read it on Amazon, please report it

Еще раз частичку своего здоровья я отдала, когда училась в Нижнем Тагиле.

У меня была любимая учительница, которая большую часть учебного года проводила на больничном – у нее было слабое сердце.

Как и в случае с юношей, я нашла ее недуг несправедливым и решила помочь.

Снова устроила импровизированный сеанс с передачей энергии. Вот только на этот раз самочувствие мое ухудшилось мгновенно и весьма серьезно. Почти два месяца я мучилась от жесточайшего насморка. Сбить температуру не удавалось ни таблетками, ни порошками. Это был не грипп, не ОРЗ, а черт знает что! Я осунулась, ходила, бледная, почти зеленая. Чувствовала: странная болезнь как-то связана с откачкой энергии в пользу страждущих, и пора бы с этой благотворительностью уже завязывать.

Косвенно мои догадки подтверждались тем, что за все это время учительница-сердечница ни разу не взяла больничный лист, и в отличие от меня вид имела цветущий.

Я поняла – третьего такого раза мне не выдержать.

Пустое место

Но на этом мои эксперименты не закончились.

В то лето мы с парнями и девчонками любили пропадать на складе запчастей, где наш девятнадцатилетний приятель Димка подрабатывал в каникулы сторожем.

После обеда склад пустел и закрывался. Димке было скучно сидеть одному на дежурстве, и он частенько звал друзей составить ему компанию: выпить чаю, поболтать, посмотреть телевизор. Мы пробирались на склад через дыру в заборе и с восторгом носились по огромной территории, мимо железных ангаров. Глазели на технику, сеялки, веялки, трактора, забирались в кабины комбайнов, нажимали кнопки, крутили штурвал.

Кто-то предложил сыграть в прятки. Водить выпало Димке.

Играли мы с азартом, как в детстве. Каждый был заинтересован в том, чтобы как можно дольше не попадаться водящему на глаза. Но Димка каким-то шестым чувством угадывал, кто и где прячется и методично застукивал игроков.

Кажется, нас, не застуканных, осталось двое или трое, когда я решила поменять укрытие. Дождалась, пока Димка войдет в кирпичную сторожку, чтобы подняться по лестнице на второй этаж и сверху окинуть двор широким взглядом. Выскочила из-за угла и – бежать!

Вот только Димка вышел на балкон быстрее, чем я ожидала.

От неожиданности я, как вкопанная, замерла посередине двора. Игра для меня закончилась. Конечно же, он увидел меня! Не мог не увидеть. Ему оставалось только крикнуть «туки-туки», но Димка как воды в рот набрал.

Поведение его казалось странным. Он внимательно осматривал двор, шаря глазами по дальним закоулкам, постепенно сужая поле зрения до пятачка, где стояла я.

Стояла прямо перед ним, как на ладони!

Вот его взгляд уперся в меня. Я помахала Димке рукой, мол, сдаюсь! Но его глаза равнодушно скользнули по мне, как по пустому месту и продолжили сканировать двор.

Я не верила своему счастью. Не сводя с Димки глаз, я медленно, бочком, двинулась к железной цистерне. Димка по-прежнему никак на меня не реагировал, словно я была невидимкой. Пока он спускался по лестнице, я успела его опередить и «расколдовать» других игроков, которые все это время с замиранием сердца следили за происходящим.

Потом мы долго, с пристрастием допытывались у Димки, почему он не застукал меня.

Димка обижался, и казалось, искренне недоумевал, в чем его обвиняют.

Похоже, он и впрямь меня не видел.

Проверка на вшивость

«Отводить» чужие глаза мне доводилось и раньше.

Помню, в санатории имени Юрия Гагарина был выявлен случай педикулеза – обычное явление для школ и пионерских лагерей тех лет. Медики забили тревогу.

И хотя в нашем классе вшей не было ни у кого, в банный день всех девочек ждала санобработка. После душа мы должны были сполоснуть волосы слабым раствором уксуса.

Я не хотела пользоваться уксусом по двум причинам – во-первых, не вшивая, во-вторых, уксусная кислота придавала моим черным волосам зеленый оттенок.

Некоторые девочки тоже собирались отказаться от унизительной процедуры, но на выходе из душевой сидела медсестра, которая считала полотенца и, как собака, обнюхивала головы. Незаметно проскочить мимо нее не выйдет – живо завернет обратно.

Мы остались в моечном отделении вдвоем, я и еще одна девочка. Ирка плеснула на себя из уксусного ковшика и пошла вперед, я – за ней, даже не взглянув в сторону пахучей бадьи с раствором. На что надеялась – непонятно, но я верила: что-то да произойдет.

Медсестра быстро осмотрела Ирку и уже хотела взяться за меня, но тут выяснилось, что Ирка перепутала ножное и банное полотенца, бросила не в ту кучку.

Пока медсестра ее отчитывала, пока сверяла и заново пересчитывала свое тряпье, я воспользовалась заминкой и проскользнула в раздевалку незамеченной.

Кое-кто из девчонок хотел побежать и наябедничать медсестре, но, видимо, мой суровый взгляд был красноречивее всяких слов, и у ябед отпала всякая охота со мной связываться.

В поезде

Еще был случай, когда мы с мужем возвращались поездом из Крыма в Москву.

Ночью в наш вагон вошли украинские пограничники и начали проверку документов. Пограничников было трое, и проверяли они тщательно и дотошно, будили тех, кто спал, внимательно сличали фотографии с оригиналом. В соседнем отсеке одна верхняя полка пустовала, но смятое постельное белье указывало на то, что хозяин где-то рядом.

Парни в форме не успокоились, пока не отыскали «дезертира» в туалете.

И тут я вспомнила про случаи на складе и в бане. А не притвориться ли мне опять невидимкой? – подумала с озорством. Прокатит на этот раз или не прокатит?

Скрывать мне было нечего, бояться тоже, поэтому за результат я не переживала.

Андрей сверху знаками велел мне приготовить свой паспорт. Но я даже не стала его вынимать. Лежала на нижней полке и делала вид, что меня не существует в природе.

Пограничник вошел, проверил документы у мужа и его соседа. Взял паспорт пассажирки снизу, пробежался по нему глазами и развернулся ко мне. Он смотрел на меня полсекунды, может, меньше, после чего, не проронив ни слова, вышел и пошел дальше.

Я ликовала. Получилось! Ура!

Продолжение следует