Вот оно. К этому моменту я шёл всю жизнь. По телу шла дрожь. Нет, не от страха, а от перевозбуждения, от предвкушения того, что должно случиться уже вот-вот. Запах пороха, шипение фитиля. Поглощающий всё писк в ушах от уже прогремевших взрывов.

Подобно любому существу, обладающему самосознанием (ну или чем-то вроде того), перед кончиной, время замерло и для Смыслока. Жизнь практически любого гоблина не была слишком замысловатой. Возможно, из-за самой продолжительности этой жизни. Рождение — существование на социальном дне — смерть. Цепочка была настолько короткой и унылой, что когда-то очень давно один гоблин решил, что хотя бы одно её звено должно принести максимум удовольствия. И он себя взорвал. Вот так просто — да.

По одной из теорий наш мир берет начало из большого взрыва, но что точно не является теорией, так это то, что мир гоблинов этим же взрывом и заканчивается. Да, они, возможно, слишком верны традициям.

Такой взгляд на жизнь даёт очень много пространства для действий. Если у тебя есть хотя бы одна динамитная шашка в кармане, значит, ты уже можешь делать что хочешь. Потому что при любом исходе событий всё закончится так, как тебе нужно.

Смыслок, молодой, примерный гоблин. Он сделал уже всё, что полагается сделать добропорядочному гоблину: изнасиловал эльфийку, испражнился в стеклянные колбы (каждый раз находится авантюрист, который осматривает гоблинский лагерь после зачистки и натыкается на необычное жёлтое зелье, эффект которого ему предстоит узнать), обзавёлся женой и детьми и, конечно же, обмотал своё тело большим количеством шашек динамита. И вот он, финальный штрих. Последний, прекрасный и самый важный мазок кисточкой по картине его жизни. Взрыв.

Неделю назад взорвались его родители. Старый, традиционный гоблинский трюк с сундуком на дороге. Все гоблины его обожают. Сидеть в сундуке — это большая честь, которая даётся только старейшим гоблинам в лагере. Этим гоблином был отец Смыслока. Всю ночь они праздновали отправку отряда с сундуком на тракт, а после того, как узнали, что на сундук наткнулись авантюристы и всего отряда гоблинов не стало, праздновали целые сутки напролёт.

Все поздравляли его, вся оставшаяся семья была в сборе, пили непонятную алкогольную жидкость из бочки, смеялись и, конечно, немного завидовали — по-доброму, по-семейному.

И вот, эти же авантюристы с тракта, одержимые местью за взорванных компаньонов, выследили основной лагерь и напали под покровом ночи. Всё поселение было в огне, отовсюду слышался истерический гоблинский смех. Жена и дети Смыслока взорвались почти в самом начале. Высокий, но немного щуплый авантюрист не ожидал, что у всего гоблинского выводка будет по динамитной шашке.

Смыслок вместе со своим братом бежали на выжившего авантюриста. Фитили на примотанных к их телам динамитных шашках уже вовсю горели. Несмыслок (он был младшим, а гоблины очень не любят путаницу с именами) прыгнул первый. Авантюрист быстрым движением выставил руку. Брат прямо в полёте врезался в невидимую стену, произошёл оглушительный взрыв. Смыслока и авантюриста окропило зелёной кровью. Оба пошатнулись. Времени совсем нет.

Смыслок прыгнул. Вот ещё пара сантиметров, и он сможет схватиться за железный нагрудник. Взрыв будет очень мощный, им обоим не выжить. Как же он был счастлив в этот момент. Ещё жалкие несколько секунд — и он умер. А дальше будет, конечно же, лучше. Он увидит всю семью, всех предков. Куча связанных эльфиек, которых можно насиловать сколько хочешь, вместе с братом, отцом и его маленьким сынишкой. Вот она, слеза счастья потекла по его щеке. Говорят, так гоблин может быть счастлив только перед взрывом.

Он врезался в доспех авантюриста, схватился за него рукой и полными счастья глазами посмотрел в глаза авантюриста. В них он увидел застывший ужас.

Вот этого ему никогда было не понять. Лезть в драку и бояться смерти? Гоблины считали это противоестественным.

Как-то маленький Смыслок гулял по лагерю со своим отцом. Они услышали женский крик и пошли на него. Это отряд разведчиков возвращался с добычей: мешки со всяким добром для лагеря, пистоли и причина шума — эльфийка.

— Папа, почему она так кричит? Этот крик не похож на наш.

Отец присел на корточки, обнял сына за плечи и сказал:

— Она кричит от страха, сынок, от ужаса. Она боится нас, боится смерти. Она не такая, как мы. Им важно, чтобы их кожа была мягкой и приятно пахла. А нам жить ровно столько, пока мы не сможем красиво уйти, громко хлопнув дверью. Запомни, сын, настоящий гоблин кричит только от удовольствия.

Эти слова навсегда отпечатались в сердце Смыслока. Ещё в нём навсегда отпечаталось то, что было дальше с этой эльфийкой.

Люди и им подобные постоянно оттягивают свою смерть, мечтают умереть тихо, мирно в своей кровати. Нет. Мы, гоблины, совсем другие. Мы кричим только от удовольствия.

— МГА-А-а-А-аа-а-ААА! — вот он, победный крик Смыслока над жизнью. Он жил именно так, как обещал отцу. Крик радости, счастья, звонким эхом разнёсся по округе.

И ничего не произошло.

— Мга-а-а…?

Последнее, что запомнил Смыслок, — как тяжёлой металлической перчаткой его ударили по лицу. Пальцы разжались на доспехе, и он полетел в сторону.

Случилось то, чего не хочет ни один гоблин после такой битвы. Смыслок открыл глаза. В лицо светило солнце, он, как тряпочная детская игрушка, лежал под деревом. Сделав усилие, чтобы подняться, гоблин опёрся на руки и увидел, что они все покрыты зелёной кровью. Кровь была не его.

Он всё вспомнил. Как они с братом бежали навстречу славной смерти и как его самого позорно откинули в сторону. Как щенка, которому не дано лакать молоко со всеми из миски.

Смыслок моментально вскочил с земли. Лагерь вокруг него был полностью разрушен. Все палатки сожжены, а его товарищи и семья мертвы.

— Идеальный конец! Почему я ещё жив? — он начал осматривать себя.

От каждой динамитной шашки на его теле шёл небольшой фитиль, который переплетался с другими в один большой. И он весь был в засохшей крови.

— Кровь… Она потушила фитиль… Этого не может быть! Вы все мертвы, а я тут один. Что мне делать?! — его слова стали всё больше походить на крик. В голосе появились нотки, которых там раньше никогда не было, нотки горя.

Никогда в жизни, с самого рождения, Смыслок не чувствовал себя так, как сейчас. Если бы гоблины получали какое-либо образование или считали бы книги чем-то большим, чем розжигом, возможно, Смыслок бы понял, что сейчас испытывает грусть от потери близких. Но он был гоблином. Гоблином, который кричит только от удовольствия.

Поэтому он сделал логичный для гоблина вывод. Он себя так чувствует от недостатка взрывчатых веществ в своём распоряжении. Всегда у него было что-нибудь под рукой, что можно взорвать, и всегда он себя чувствовал хорошо.

Печальный гоблин снял с себя липкий, отсыревший пояс из динамита. Обвёл глазами сгоревший лагерь. С добродушной улыбкой глянул на останки своего племени. И пошёл искать дверь, которой можно хлопнуть погромче.

Длинный, бесконечно тянущийся тракт. Первый раз в жизни Смыслок был так далеко от дома. Без динамита. Он чувствовал себя совершенно беззащитным и опустошённым. Что с ним будет, если он погибнет не в бою? Он больше не увидит родственников? В каком месте он окажется, если сейчас попадёт под колёса несущейся по дороге телеги?

Это будет совсем не хлопок дверью. Если повезёт, телега может сойти с дороги и разбиться о ближайшее дерево. Керосиновая лампа разобьётся, и начнётся пожар. Весь экипаж погибнет, а из пылающего пожара драматично выкатится колесо. Да, это уже похоже на хороший конец.

Но это точно не хлопок дверью, ведь это сделано не преднамеренно. Сойдёт максимум на небольшой сквозняк, закрывший окно.

Но самое страшное из этого всего было то, что он думал об этом. Это пугало Смыслока до ужаса. Мысли никак не хотели уходить из головы, они нагромождались там слой за слоем.

Это было уже слишком. Уважающий себя гоблин не должен так поступать. Больше думающих гоблинов сами гоблины не любили только тех, кто ночью из жалости отпускал эльфиек.

Но как можно остановить мысленный процесс, особенно когда он у тебя впервые? Смыслок чувствовал, как он плюёт на вековые традиции и на всё наследие своего народа…

Он остановился, полностью наполнил грудь воздухом и медленно выпустил его оттуда. Последнее, что он хотел сейчас сделать, — это опорочить честь лагеря. Начать думать? Что дальше? Мыться и ходить на работу? Хотя последнее скорее тоже идёт вразрез со словом «думать».

Небольшой камень, который Смыслок уже больше часа пинал вперёд по дороге, начал немного подпрыгивать. Зеленые, остроконечные уши пришли в движение в попытке обнаружить звуки. Где-то вдалеке послышался стук множества копыт. Кто-то быстрой рысью шёл по тракту.

Раньше, как и любой маленький гоблин, Смыслок мечтал попасть в отряд разведчиков своего лагеря. Набор в группу происходил практически каждую неделю. Все жители собирались встречать героев, которые бороздят леса и поселки за пределами их поселения. Он видел счастливые лица семьи, когда гоблин-разведчик вернулся с достойной добычей, и ещё счастливее, если он не вернулся совсем. Маленький Смыслок точно так же мечтал однажды уйти и пропасть, раствориться в битве за мешок зерна. Те, кто возвращался, вечером у костра, обнимая честно добытый ящик эля, рассказывали удивительные истории о внешнем мире. Именно из этих рассказов все маленькие гоблины и узнают об устройстве вселенной за пределами их маленького мирка, окружённого частоколом.

Оттуда же Смыслок знал, что если кто-то мчится по тракту, то пора либо залезать в сундук, бережно установленный посреди дороги, либо прятаться в кустах и шмалить по проезжающим из всего, что есть.

Он быстро ринулся к кустам и уже в полушаге от них оцепенел от ужаса. Сражаться было нечем. Никто, никогда не учил его, что делать, если у тебя нет динамита или даже оружия. Можно попытаться прыгнуть, вцепиться одной из лошадей в ногу, укусить что есть мочи. Тогда она точно встанет на дыбы, вожжи запутаются, и старый, да наверняка старый возчик упадёт с козел, ударится головой и потеряет сознание. После чего из-за пояса у него можно будет достать пистоль и показать, на что способен одинокий, лишённый всего гоблин.

Когда делаешь что-либо впервые, тяжело уловить ход времени. Первый поцелуй, приятным зимним вечером, кажется, вы сидите на лавке всего ничего, и только когда начинаешь идти домой, понимаешь, что некоторые пальцы на ноге останутся лишь воспоминанием.

Так произошло и со Смыслоком: первый раз в жизни он окунулся настолько глубоко в свою голову, что там зародился план действий. Это был, возможно, исторический момент для всего его племени, и, если бы это произошло на каких-то пару недель раньше, он смог бы всё изменить к лучшему. Пришёл бы конец голоданию и каннибализму, настал бы век процветания. Либо его изгнали бы как еретика. И съели.

Во всём этом абсолютном мысленном безумии гоблину казалось, прошло не более пары секунд, а на деле карета подъехала и остановилась напротив него.

— Эй! Парень! Ты один тут?

Смыслока бросило в жар. Как это возможно? Всего секунду назад их даже не видно было на горизонте. Это неправильно, это противоречит всем… Это точно чему-то противоречит.

Гоблин медленно обернулся и посмотрел на того, кто вывел его из мыслительного шторма. На козлах сидел совершенно не старый, темноволосый человеческий мужчина. Двумя руками он держал направленную на Смыслока винтовку.

До лошади уже не добраться. Для прыжка слишком далеко, а если начать бежать, его пристрелят на месте, способности стрелка почему-то не вызывали сомнений. И карета дальше тронется в путь, а он так больше никогда и не увидит семью из-за такой недостойной смерти. Какие тогда могут быть преимущества от думанья?

Время потрачено зря, а положение стало только хуже. Это точно наказание за бунт против своей природы. Предки наказывают мыслепреступника.

— Парень, когда задают вопросы такого характера, на них следует отвечать быстро, — мужчина нежно сделал два хлопка по винтовке.

— Э-э… да… — всё естество гоблина заставляло его крикнуть что-то несвязное и кинуться на мужчину, но было в его голове и ещё что-то, что заставило стоять на месте и отвечать честно.

Крайне редко в голове у гоблинов оказывалось что-то помимо орудий, которыми эти самые гоблины и были убиты.

— Точно? Парень, я же не шучу. Если это засада, вы погибнете все ещё до того, как я спущусь отсюда, — стрелок вальяжно поправил шляпу с большими полями. — Но, судя по тому, что ты молчишь и ничего не делаешь, это не засада. Жаль. Очень жаль. Что за времена такие, когда гоблины на тракте с тобой разговаривают. Да, этот мир катится черти куда.

— Лоли, дружище, пускай зайдёт ко мне.

Звук доносился откуда-то из кареты. Когда Смыслок попытался посмотреть на говорившего, небольшая щелочка между штор быстро задернулась.

Знаете, как выглядят младенцы, когда им впервые дают попробовать лимон? Вот так же выглядел Лоли, когда услышал эту фразу. Он ничего не сказал, просто положил винтовку рядом с собой, натянул шляпу сильнее на глаза и уставился куда-то вперёд.

— Дружище-гоблин, не бойся, проходи. Мы подкинем тебя куда нужно, — раздался всё тот же голос из повозки.

Всего сутки понадобилось Смыслоку, чтобы от поедания провинившихся товарищей оказаться в повозке со странным человеком, направляясь неизвестно куда.

Всё обилие роскоши, которым пестрила карета изнутри, когда Смыслок неуверенно дёрнул за ручку (дело было даже не в том, что он был не уверен в том, что делает, а в том, что он, в принципе, дёргал ручку кареты впервые), смутило бы любое существо, оказавшееся на месте нашего гоблина.

Смыслок осмотрел небольшое помещение на колёсах взглядом весьма практичного гоблина, не понимавшего, зачем так бесталанно использовать такое количество материалов. Обивку дивана (шёлк) можно пустить на спальники или на палатки, хотя на вид материал не очень прочный, вряд ли он вообще на что-либо годится. Большое количество набитых чем-то мягким квадратов (подушек из бархата) Смыслок так и не придумал, как с делом можно использовать в гоблинской практике. Единственное, что он придумал, — это выпотрошить эту штуку, приделать лямки и использовать как рюкзак для сбора хвороста.

Вся карета внутри была обита красной тканью и деревом, на котором были инкрустированы различные рисунки. Подобные творения ручной работы восхищали даже гоблинов. Не важно, какой у тебя уровень образования, не важно даже, умеешь ли ты разговаривать, но видя что-то рукотворно хорошо сделанное, любое существо приходит в восторг.

Обладателем голоса, который пообещал «подкинуть» Смыслока, оказался молодой человеческий парень с длинными золотыми волосами, заплетёнными в косичку. Парень поправлял одежду, которая отлично вписывалась в окружающее его убранство.

— А вот и ты! Садись быстрее. Ты, наверное, устал брести один по тракту? Могу предложить вина? Эль? Остальное всё, к сожалению, закончилось — уже неделю в пути как-никак. Эй, Лоли, чего стоим? Вперёд! — Пшеничноголовый (так его назвал про себя Смыслок) парень ударил тростью по потолку кареты, и она двинулась в путь.

— Ну так что? Пить-то будешь? Я уверен, у тебя удивительно интересная история жизни. А как иначе? Ты ведь гоблин. Стоит промочить горло, прежде чем презентовать историю попутчику. А что может быть лучше, чем хороший рассказ под проносящиеся в окне деревья? — Парень принял удобную позу и, как две кометы, светящимися глазами уставился на гоблина.

Смыслок сел на диван, который был настолько мягкий, что на несколько секунд он испугался, что провалится насквозь кареты и выпадет со дна. Когда страх утонуть в шёлковой обивке отступил от его сердца, он взял ранее предложенную ему бутылку с элем, открыл пробку и начал пить.

— Ух ты! Сразу из бутылки! Конечно, дружище, не отказывай себе ни в чём, наверняка тебя замучила жажда на этой бесконечной дороге, — парень налил вино в бокал и сделал пару маленьких глотков. — Как тебя зовут? И почему бродишь тут один по тракту?

Смыслок убрал бутылку от губ, и вниз по шее, капая на шёлк, покатились капли эля. Вытирать лицо у гоблинов было не особо принято: руки всегда были на порядок грязнее, чем лицо. Вытирать лицо тканью? После такого тебя, скорее всего, съедят.

— Смыслок. — Гоблин чувствовал, как эти пятнадцать глотков эля подряд вернули ему потерянную без динамита уверенность. — Смыслоком меня звать. А тя?

— Я Верн, приятно познакомиться, Смыслок, — вальяжным движением он протянул руку гоблину, который немного растерялся и вложил бутылку эля Верну в руку.

— Кхм… Так что же ты делал на дороге?

— Шёл.

Верн понимающе улыбнулся и вернул гоблину бутылку эля.

— И куда же ты направляешься, дружище Смыслок?

— Я ищу дверь, которой можно хлопнуть погромче.

— Дверь, которой хлопнуть погромче? Это уже становится интереснее. Это какая-то загадка? Шифр? Гоблинское божество? Стой, стой! Не говори, я хочу догадаться сам, обожаю такие задачки, — Верн откинул голову назад и начал активно наматывать волосы на палец.

Смыслок серебряной вилкой, не той, которую он успел положить в карман, а второй, поглощал всё, что ему казалось съедобным. Продукты были хаотично перемешаны друг с другом: сыр, из которого торчат деревянные палочки, странно сваренные яйца. И всё это на отдельных тарелках. Обычно гоблины всю еду засыпают в один большой казан и варят это какое-то время, пока старший повар не решит, что рагу готово. Принцип, по которому он определял готовность, содержался в строгом секрете и передавался от одного старшего повара к другому.

Один раз, несколько лет назад у них внезапно умер старший повар, и весь посёлок оказался на грани вымирания.

— Дверь… Анаграмма слова «дверь» — может быть, вред… Хлопнуть — лопнуть, громче — погром… Ищешь вреднее лопнуть погром?

— М-м… — Смыслок с полным ртом еды и непонимания в глазах посмотрел на Верна.

— Значит, неправильно. Что же это за дверь, которой ты хочешь хлопнуть погромче, и почему ты ищешь её посреди пустого тракта?

Верн внимательно посмотрел на гоблина. Его совсем не интересовала ни вилка, торчащая из кармана, ни набитый едой рот. Он по долгому опыту поездок на тракте знал, что люди, говорящие подобные небылицы, обычно дольше всего могли скрасить его скуку. Также он знал, что однажды обязательно пожалеет, в очередной раз пригласив неизвестного, одинокого путника к себе в карету. Именно из-за этого одной рукой он крепко сжимал под сиденьем пистоль.

— Я ищу достойной смерти. Достойной для гоблина. Мой батька так говорил про дверь вот эту. Каждый гоблин должен уйти достойно. Именно за этим мы и появляемся, — Смыслок запил еду остатками эля в бутылке.

Верн постарался глотнуть слюну, скопившуюся во рту, как можно тише. В этот раз игра обещала быть особенно интересной. Он был торговцем уже в двенадцатом поколении.

Поэтому, можно сказать, он боролся с многовековой скукой. В любом отрезке множественной вселенной найдётся пресытившийся всем богач, который делает абсолютно безрассудные вещи, чтобы хоть на мгновение жизнь перестала быть пресной. Более низкая прослойка общества смотрит на это с непониманием и осуждением, и это вполне обоснованно. Как можно рисковать жизнью ради мимолётных эмоций, когда у тебя есть буквально всё?

Верн всё это знал и понимал. Но он совершенно не понимал, почему существо, сидящее напротив него, с недоумением крутящее канапе в руках, может так просто проститься с жизнью.

Он не испробовал, не видел и не осознал даже одного процента от того, что успел за свою жизнь Верн. Но он уже твёрдо думает, что готов к смерти. А что самое безумное, этот неотёсанный, зелёный, мясной мешок может забрать с собой жизнь такого, как Верн. Эта мысль заставляла его дрожать и ещё крепче сжимать пистоль в потной ладони. Но зато сколько эмоций! Если начнётся борьба, секунд через пять винтовка Лоли появится в люке сверху, будет искать свою очередную жертву. Но в таких условиях пять секунд — это вечность. Что бы ни случилось, я выстрелю первым.

— И… кхм, есть у тебя уже какие-либо идеи касательно твоей двери? — Верн говорил это, но глаза его судорожно бегали по гоблину. Визуально он не вооружён, обрывки одежды на нём вряд ли что-то прячут.

Взгляд метался с рук на ноги, с ног на тело и голову, и так по кругу. Гоблины абсолютно безумны, он может выкинуть что угодно в любой момент.

— Пока никаких идей, — из рта Смыслока летели куски полупережёванной пищи. — Слышь, это чё за штука такая?

— Это канапе, — выдавил Верн. Что за игру ведёт этот гоблин? Спрашивает за канапе? Держит меня за идиота? Думает, я расслаблюсь, пропущу какую-то деталь. Нет, я слишком давно в этой игре и так просто не выпаду из неё. — И что же ты просто ходишь по трактам и ждёшь подходящего для смерти момента? Моменты нужно создавать, дружище. Те, кто надеются, что они во власти судьбы или каких-то высших сил, которые всё сделают за них, никогда не умирают, как им бы хотелось.

Лёгкая улыбка прокатилась по лицу Верна. Да, это была простая манипуляция, призыв к действию. Сейчас или никогда. Зачем придумывать что-то слишком хитрое, когда играешь против гоблина?

— Создавать моменты? — Глаза Смыслока стали стеклянными не из-за выпивки, а вновь запустился мыслительный процесс. — Мне нужно создать, а не найти дверь, которой я хлопну?

— Если тебе так запала в душу эта аналогия, то да, ты должен создать дверь. Иначе, если будешь её просто искать, в какой-то момент придётся хлопнуть той, что есть.

Карета быстро мчалась по тракту. Уже в полной темноте в окнах проносились тёмные силуэты деревьев и далёких холмов. Внутри кареты, в воцарившемся молчании, огненные танцоры выступали на своей медленно тающей восковой сцене.

Капля пота быстрым ручейком спустилась со лба на нос Верна и устремилась бесконечным для себя полётом вниз на красный шёлк. Это было её красочное завершение. Это был её взрыв.

— Тут где-то оружие? — тихо, практически шёпотом, спросил Смыслок, откладывая вилку. — Я узнаю запах пороха везде.

Время замедлилось для Верна. Он всё знает, он, видимо, раскусил меня с самого начала и просто играл со мной. Как только он сел в карету, уже знал, что у меня оружие, и так хладнокровно ел и пил со своим врагом.

Только прикидывался дурачком, а на деле это самый опасный враг, с которым я встречался. Не успею позвать Лоли, точно прицелиться я тоже не смогу, пот заливает глаза. Пошло всё к черту. С гоблинами надо действовать по-гоблински. Буду просто палить во все стороны. Я никогда так безызвестно не умру!

Молниеносным движением он достал пистоль и направил куда-то в сторону зелёного пятна. Палец был на спусковом крючке. Второй рукой он быстро вытер глаза от пота.

Маленький Верн бежит, пробираясь через плотную стену веток. Его ещё час назад чистый и накрахмаленный костюм стал помятым и в зелёных пятнах от листвы. Совсем обратное происходило с его настроением: чем грязнее была его одежда, тем лучше он себя чувствовал.

Невыносимая скука в семейном особняке, казалось, скоро сведёт его с ума. Даже когда он вырос, с большим отвращением вспоминал отчий дом. Вот он выбежал на лесную опушку с огромной елью в центре. Под ней, в теньке, беспечно развалившись на траве, лежал его друг Трость.

От одного взгляда на Трость, который всегда был грязный и взъерошенный, валяющегося просто на земле под деревом, Верну становилось хорошо. Два месяца назад они соревновались, кто с более высокой скалы прыгнет в воду. Трость выиграл, но сломал ногу, и теперь он Трость. Сегодня в их планах было покорить эту ель. Кто первый забоится лезть дальше, будет с кличкой Трухлявый на полгода.

Да, наверное, именно когда под Тростью сломалась ветка, почти на самой верхушке ели, тогда Верн в последний раз испытывал такие эмоции, как сейчас. Он решил даже не пытаться схватить падающего друга за руку. После падения Трость сломал спину, и больше Верн его не видел.

Но зато победил, ещё и как!

Вот и сейчас он ни за что не проиграет!

На сиденьях напротив него… мирно спал Смыслок.

— Идиот.

Большой просторный шатёр. Почти весь лагерь в сборе. Был отличный улов, главный повар радует всех вкуснейшим рагу уже три дня. Тепло. Не в шатре, не на улице, а просто… просто тепло.

If you spot this story on Amazon, know that it has been stolen. Report the violation.

У всех бывают такие моменты в жизни. Бабочка-однодневка на закате солнца и одновременно своей жизни может вспомнить моменты, когда ей было просто тепло. Как она весело летала над цветочным полем или как сидела на стволе огромного дерева во время дождя (если это меланхоличная бабочка по натуре).

Всё вокруг Смыслока улыбалось ему. Не кто-то конкретный, и не все сразу — ему улыбалась жизненная энергия.

Громкий хлопок. Один за одним хлопки начали бить по ушам гоблина. Это были выстрелы.

Обычно, если в лагере начинались выстрелы, это значило что-нибудь позитивное: чьё-либо нападение, приближение смерти, суицидальный взрыв и другие радости жизни гоблина. Но сейчас что-то было не так. Каждый выстрел бил по голове, свист пуль резал ухо. Мир вокруг Смыслока начал таять, всё вокруг быстро перестало улыбаться.

И он открыл глаза.

Напротив сидел Верн с практически пустой бутылкой вина и совсем по-другому, нежели раньше, смотрел на гоблина. Две верхние пуговицы на его рубашке были расстёгнуты.

Снова посыпались выстрелы. Смыслок машинально прикрыл голову.

— Проснулся всё-таки. Почему голову прикрываешь? Ты же так искал достойной смерти, — говоря это, мужчина смотрел сквозь гоблина. Мыслями он был не в карете.

— Шальная пуля — это не то, чего я хотел бы. Я создам сам свою дверь. Такой вариант мне нравится больше. — Смыслок протёр глаза от сна. — Что происходит?

— Мои советы нравятся гоблинам! — Верн рассмеялся. — Может, открыть центр психологической помощи?

Ещё ряд выстрелов перебил его сарказм.

— Это Лоли разбирается с разбойниками.

Гоблин, ёрзая, пододвинулся к окну. На улице ещё только начинало светать. Полумрак раннего утра, выстрелы в дуэте со вспышками освещали поле битвы. На покрывшейся инеем земле лежали мертвые люди.

Некоторые сжимали оружие в руке или потихоньку тонули в крови факелов. На самом деле, тяжело это было назвать битвой. Лучше подходило слово «убой».

Никогда ранее Смыслок не смотрел на сражение со стороны, не принимая участия. С завистью он смотрел на погибших разбойников. Они создали себе дверь и хлопнули ей со всем достоинством, вместе пали в битве.

Ему этот вариант теперь не подходил. Одно дело погибнуть, сражаясь плечом к плечу с товарищами, другое — бездумно кинуться на кого-то одному.

Гоблины никогда не сражались просто так. Это всегда была битва за их место в мире, за их идентичность. Логика, непонятная другим расам, и, скорее всего, самим гоблинам, на деле действительно давала место гоблинам в мире.

Великие герои, чьи имена эхом расходились по городам, газетам и книгам, убийцы драконов, бессмертных вампиров и великанов, на деле погибали или становились калеками после встречи с отрядом гоблинов.

Можно заточить осиновый кол и быть готовым к встрече с вампиром. Можно раздобыть легендарный щит из драконьей чешуи и быть готовым к встрече с драконом. Можно сделать ходули, и… ну, вы поняли.

Но невозможно быть готовым к встрече с существом, обмотанным динамитом, палящим во все стороны и жаждущим смерти.

Дракон сражается за своё золото. Вампир за свою вечную жизнь. Великан… кто-то вообще знает, чем занимаются великаны?

Гоблин же сражается ради того, чтобы схватить тебя за ногу и разлететься на атомы.

Основная тактика, которой придерживаются на трактах, это: если появился какой-то намёк на присутствие гоблинов в округе, надо мчать оттуда без оглядки.

Сотни тонн исписанной макулатуры, которая продавалась под громкими лозунгами «10 лёгких способов убить гоблина» или «Полезные советы на тракте», на деле оказывались бесполезными в реальном применении.

Да, уже знакомый нам трюк с сундуком был любимым у гоблинов, но это далеко не предел их изобретательности. В последнее время газеты всё чаще стали трубить о гоблинах «новой конфессии». Они действовали по принципу: «Раз я всё равно собираюсь умереть, нужно выжать из этого всё».

Так участились случаи запуска взрывных гоблинов с помощью резинки, натянутой между двух деревьев, или обливания гоблина керосином, который с дерева прыгает на повозку и воспламеняется. В народе это назвали «Коктейль Гоблина».

Прозвучал последний выстрел из винтовки Лоли. Через минуту он уже сидел на своём месте, и повозка двинулась дальше.

— Черт, этим ребятам можно только позавидовать! — Смыслок отодвинулся от окна и плюхнулся обратно на то место, где уснул.

Верн допивал очередной бокал. На столе стояли уже две пустые винные бутылки.

— Что? О чём ты? — со слегка мутным взглядом Пшеничноголовый поставил бокал на стол.

— О этих людях, конечно! Так умереть! В предрассветном лесу, сражаясь с друзьями за общее дело!

— Ты хотел сказать, сдохнуть всей оравой, проиграть одному мужику с винтовкой, остаться валяться на земле, покрыться инеем, пока к вечеру тебя не растащат дикие звери? Этому ты можешь “только позавидовать”? — Верн подкурил самокрутку. — Если тебя такое впечатляет, забираю слова про создание двери.

— Какая разница, как они проиграли? Они погибли, выкладываясь на максимум, делая то, что должны были! — Смыслок посмотрел в уставшее лицо Верна. — Они не сидели в тёплой карете, наблюдая за всем в окно, а делали свою дверь!

— Это было не создание двери, а пренебрежение трудом десятков тысяч поколений, которые породили их на свет, — Верн зевнул и принял более удобную позу. — Нет, гоблин, в такой смерти нет ничего достойного. Кидаться в бой по причине того, что ты беспомощно не можешь добыть себе еду и деньги другим способом, это жалко. Жалкая смерть неудачника.

Эта фраза запустила нейронные шестерёнки в голове Смыслока.

“Жалкая смерть?”

Его гоблинская натура не могла понять это. Для гоблинов не существовало жалкой смерти. Для них не существовало вообще ничего жалкого.

Почему в таком случае он не бросится сейчас на Лоли? Существует достойная смерть, но не существует жалкой? Не может быть белого без чёрного. Есть только смерть. Она всегда одинаковая, встречаешь ты её в бою с товарищами или в кровати, окружённый заботой семьи.

В таком случае все его жизненные убеждения — пустышка? И как бы ты ни хлопнул дверью, для всех она беззвучно закроется.

Гоблин ничего не ответил. Да и не было смысла — Верн уже громко сопел на своём месте.

Смыслоку казалось, что у него жар. Раньше, даже при высокой температуре, он не мог бы думать о таких бреднях.

Воспоминания начали пробираться в голову. Однажды, кажется, он уже видел гоблина, с которым происходило похожее.

Старый гоблин Жыга. Он отвечал за костёр в поселении, поддерживал его, чтобы тот не гас. Жыга никогда не принимал участия в боях, вылазках и подобных вещах. Не проводил времени с другими гоблинами, а просто выполнял свои костёрные обязательства.

Детишки всегда дразнили его из-за того, что он дожил до старости, а взрослые кидали подозрительные взгляды, когда старик шёл мимо.

Однажды по посёлку пошёл слух, что старый Жыга читает книги в своём шатре и занимается какими-то странными вещами. Отец Смыслока был просто в бешенстве, сразу взял парней и пошёл обыскивать шатёр Жыги.

Но в итоге ничего найти не удалось.

Однако, если бы не огромный костёр, который вечером устроил Жыга, Смыслок вряд ли запомнил бы этот день. Огонь был гоблинов шесть в высоту.

Ещё через какое-то время Жыга сильно заболел. Говорили, это его организм не выдерживает возраста: противоестественно так долго жить.

Когда кто-то из деревни болеет, младшие гоблины по очереди присматривают за больным. Особо они ничего не делают: гоблинская медицина ограничивается тем, что нельзя баловать организм лекарствами, иначе он привыкнет и будет болеть всегда.

Так вот, молодые гоблины сидели с болеющим, чтобы исполнить последнюю волю: например, обмотать динамитом, помочь отойти в лес и поджечь фитиль.

В этот вечер была очередь Смыслока сидеть с Жыгой. Старик был очень горячий, постоянно просил пить. Ещё он варил какие-то травы, но саму траву потом не ел, а пил воду из-под неё.

Смыслок задремал на стуле в углу шатра, возле кровати больного. В самом шатре всегда было пустынно. Вещи были странно сложены, а что удивляло Смыслока сильнее всего — старик всегда клал вещи обратно на то же место, откуда брал. Всё было странно в Жыге.

От сна его пробудил сильный кашель. Смыслок вскочил и подал старому гоблину платок. Когда Жыга убрал тряпку от лица, на ней была кровь.

— Нет, не так. Только не так и не тут, — старик поднялся на локти и быстро начал осматривать комнату. — Подай мне вон ту склянку с тёмной водой. На столе. Левее.

Смыслок послушно всё выполнил.

— Кровь на платке… Поздравляю, Жыга, осталось немного. Может, уже придумал, как хочешь взорваться, или где? Я могу пойти готовиться понемногу, — лицо молодого гоблина растянулось в добродушной улыбке.

Но улыбки в ответ не последовало.

Старик выпил залпом жидкость, которую просил, и глянул на Смыслока.

— Ты думаешь, это весело? Хотя о чём я… слово “думать” к тебе не применимо, — больной присел на кровати и начал массировать виски.

— Э-э… Не понимаю, — Смыслок тогда растерялся.

Всегда такое бывает, когда вас заставляют посидеть с кем-то или выполнить другую неинтересную работу, и всё начинает идти не по плану.

— А ты когда-нибудь вообще понимал? Осознавал себя? Смотрел в отражение с полным пониманием, кто стоит перед тобой? Уверен, что такого не случалось. Легче думать, что ты не более чем ходячая динамитная шашка. Возможно, самоподрыв и пик философской мысли, но что такое взрыв, если за ним ничего не стоит? — Жыга уже сидел на кровати, натягивая на ноги башмаки. — Отвечай!

— Э-э… За взрывом стоит… — Смыслок искал способ улизнуть. — Конечно, за ним стоит враг, которого мы и взрываем.

Старик обул второй сапог, выпрямился и посмотрел в глаза Смыслоку.

— А кто враг-то?

— Разве это имеет значение?

— Другого я не ожидал услышать, — старый Жыга со странной интонацией вздохнул. — Мне совсем плохо, парень, вот и несу глупости. Принеси старику пару динамитных шашек, начнём подготовку.

Лицо Смыслока просияло. Он решил не упустить шанс выйти отсюда, так что ничего не ответил, кивнул и выбежал на улицу. Его даже не смутило отсутствие динамита в шатре. Хотя это очень странно, как-то даже небезопасно.

Когда молодой гоблин вернулся обратно, в шатре было пусто.

Никто из лагеря не знал, как протекает старость у гоблинов, и решили, что он, как некоторые животные, пошёл умирать в одиночестве в лес. Больше Жыгу никогда не видели.

Осознавал себя, глядя в отражение? Кто враг?

Смыслоку стало трудно дышать. Не из-за испарений вина и пота в карете, а из-за осознания, что Жыга говорил не несвязный бред больного старика.

Он тоже в молодости пережил подобное? Отвратительное чувство — смотреть на кого-то всю жизнь с твёрдой уверенностью, что ты таким не станешь. Не станешь старым и слабым, живущим одиноко, деревенским неудачником. Уйдёшь на пике, вся деревня будет гудеть от танцев, когда узнают, как ты ушёл.

А теперь едешь с человеком в карете и даже не пытаешься на него напасть.

Люди должны были бояться меня, а не засыпать, будто я пустое место!

Верн и Жыга думали одинаково? Я не должен стать как они! Нужно заканчивать с этим ужасом! С этой жизнью!

— Ну вот мы и приехали, дружище! Город! Наконец сейчас хорошенько помоюсь в бане, — Верн бросил на землю окурок, учтиво притоптав его. — Потом куча работы с этим фестивалем. Кстати, я достойно вел себя ночью? Кажется, немного перебрал с вином.

— Всё было… нормально. Так вот что такое город, — пробормотал Смыслок. — Откуда столько камня?

Верн улыбнулся, даже занес руку похлопать гоблина по плечу, но убрал её в последний момент.

— Да! Венец инженерии. Кладезь возможностей. Великий и ужасный город! А теперь мне пора, — Верн запрыгнул в карету. Лоли пришпорил лошадей. — Удачи тебе с дверью, гоблин!

Смыслок проводил взглядом карету, которая, поднимая клубы пыли, скрылась за углом ближайшего здания. Всё вокруг действительно было исполнено в камне. Про здания из камня он уже слышал ранее, но такие широкие тропинки, тоже вымощенные камнем, вызывали у него много вопросов.

Всё понятие оседлого образа жизни гоблинам не очень нравилось. Во-первых, их тогда быстро находили отряды убийц гоблинов. Во-вторых, гоблинам нравилось считать, что всё вокруг принадлежит им. Что может быть лучше, чем разбить лагерь у берегов горного озера? Ловить рыбу, купаться (но не мыться) и охотиться на дичь. А потом, через пару недель переселиться куда душе угодно. Настоящая свобода.

Люди были заперты в своих городах. Могут ходить только по вымощенным дорожкам и даже не знать, как прекрасен мир за пределами города.

— Господин, возьмите газетку! Все актуальные новости города — и всё в одном месте! Также, только в нашей газете: невиданный ранее эксклюзив! Лучшие места в городе, чтобы рассмотреть завтрашнее действо во всей красоте! — звук исходил от оркского ребёнка.

Голос был единственное, что выдавало в нём ребёнка, размерами он превышал Смыслока в два раза.

— Э-э… Я не умею читать, — гоблин сам не понял, почему решил соврать, и немного попятился назад.

— Куда же вы, добрый господин? Я могу прочесть вам всё вслух! Всего за три медных — и каждая буковка этой газеты будет ответственно донесена мной до ваших ушей! — огромная фигура ребёнка нависла над гоблином.

Смыслок машинально похлопал по карманам.

— У меня ничего нет, — выдавил он из себя, будто отвечал разбойникам в подворотне, а не мальчику, продающему газеты.

Паренёк мгновенно переключился на другого прохожего, и Смыслок выдохнул.

Оркский ребёнок был не единственной экзотикой для гоблина, только слышавшего о таких расах. Два минотавра пронесли большой ствол дерева. Чтобы осмотреть их в полный рост, пришлось задрать голову, будто смотришь на небо. Гном в одном из домов под навесом бил молотом по наковальне. Вокруг всё крутилось, строилось, переносилось, кричало, светилось. Голова у Смыслока начала кружиться.

Все эти существа живут в одном месте, помогают друг другу. Одни лишь гоблины держатся только себе подобных?

Глаза Смыслока широко распахнулись, будто нечто очень тяжёлое упало ему на ногу. На лице появилась гримаса ужаса. Из-за уже крутящейся головы он упал на землю и схватился за неё. На противоположной улице… шёл гоблин в деловом костюме.

Смыслок чувствовал, как предаёт многовековые традиции, корил себя. Но расхаживать в деловом костюме по городу — это было слишком. Все его недавние размышления, сомнения в себе ушли на второй план. Перед ним был предатель, и нужно было что-то делать.

Смыслок поднялся и двинулся за своей жертвой. Внутри него взорвалось не простое чувство предательства, а многовековая борьба. Гоблинское сопротивление цивилизации. Сильнее сопротивлялись только аквариумные рыбки, пока не стали аквариумными.

Мимо проносились десятки рас, о которых Смыслок даже не слышал. Необычной формы здания. Конечно, любое здание сейчас было необычным для него, но даже среди них некоторые особенно выделялись. Круглые, овальные, квадратные, ромбообразные окна. Зачем, если они выполняют одну функцию?

Все это мелькало в глазах и голове гоблина, следующего за убийцей своих идеалов. Впереди, слегка торопясь, но не сильно, чтобы не попасть под колёса телеги или ноги орка, шёл гоблин в деловом костюме. Он постоянно поправлял свои серые брюки, которые явно были ему велики.

День с самого утра не задался. Он задерживал аренду за свою коморку, в которой жил. Пришлось вылезать в окно, чтобы хозяйка не пилила его. Денег на завтрак тоже не было, ещё и на работу он опаздывал. Даже трудно представить, что может сделать его утро ещё хуже.

Смыслок сильным толчком в бок столкнул его с основной улицы в переулок.

— Эй! — гоблин в деловом костюме сразу начал поправлять брюки, на штанину которых он наступил. — Зачем же так пихать…

Их глаза встретились. По рваной и непонятного кроя одежде Смыслока, по его злому, озадаченному взгляду, было ясно, что он тут новенький.

— Тише, парень, не дури. Я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Это только на первый взгляд дикость, на деле всё как раз наоборот.

— КАК ТЫ СМЕЕШЬ ТАК ОДЕ…

Городской гоблин даже не дал Смыслоку договорить, быстро закрыв рот и прижав к стене. Смыслок такого совсем не ожидал. Он готовился наказать неверного, слабого, отрёкшегося от корней гоблина.

— Не шуми. Одинокий гоблин не вызывает вопросов у горожан. Но если вас двое, привлекать внимания не стоит. Скопления более двух гоблинов, скорее всего, заинтересуют стражу. А теперь кивни мне в знак понимания, что шуметь не стоит, и я уберу руку.

Выбора было немного. Смыслок медленно, пересиливая убеждения, кивнул.

Гоблин в деловом костюме отпустил его и снова начал поправлять брюки.

— Предатель! — Смыслок пытался звучать грозно, но прислушался к совету и говорил тише.

— Я-то предатель? Ты где, по-твоему, сам находишься? Ты в городе, парень, и, как я вижу, совсем без оружия, — гоблин городского типа достал из внутреннего кармана часы на цепочке. — Черт, нет времени с тобой тут возиться.

— Я… я… так получилось, — гоблин лесного типа совершенно потерял контроль над ситуацией.

— Слушай, я действительно спешу. Либо ты идёшь сейчас со мной, либо остаёшься тут один, — неизвестный протянул руку. — Меня зовут Тллит.

Гоблин в деловом костюме — Тллит — жил тут уже около двух лет и считал себя матерым горожанином. Он выучил азбуку, научился читать и нашёл себе перспективную работу. И вот перед ним потерянный мальчишка, каким и он был когда-то.

Если оставить его тут одного, он может натворить глупостей.

— Ну, не медли. Времени в обрез. Жми руку и пойдём, покажу тебе тут всё.

Смыслок неумело пожал руку. Гоблины обычно не занимались таким.

Мимо опять начали проноситься здания. Шли гоблины очень быстро, маневрируя между такими же спешащими существами.

— Куда они все так бегут?

— По делам или на работу. Это город, тут жизнь кипит, не останавливаясь. Тем более завтра фестиваль, весь город готовится. И тебе советую прийти — красота неописуемая, — говоря это, Тллит юрко проскользнул между орком в медвежьей шкуре, который яростно доказывал что-то почти обнажённой женщине с венком на голове.

Смыслок и сам того не заметил, как ему стало легче в компании Тллита. Тревога и головокружение отошли, и только сейчас перед ним открылся город. Как утёнок он ступал за своей мамой-уткой Тллитом.

— Что это? — Смыслок задрал голову как мог высоко. Перед ним была высокая каменная башня, на верхушке которой сиял золотой колокол. Крыша была вымощена красной черепицей и на кончике сильно сужалась.

— Церковь. Люди приходят сюда утром, в свой выходной, — объяснял Тллит. — Этого я до конца так и не понял.

Взрыв заменял гоблинам всех богов и оккультных существ. Они знали, что другие расы верят в божества, даже когда-то пытались проделать что-то подобное, но так и не поняли сути. Зачем поклоняться кому-то, если можно этого не делать?

Как кару боги насылают голод, болезни и смерть. Гоблины жили так всегда и не видели существенных минусов. Последнее им даже нравилось.

Они свернули куда-то и попали в ещё большую толпу людей. Тут уже было невозможно пройти так, чтобы не задеть кого-то. Разные части тел, слишком разных существ били Смыслока по лицу. Вокруг постоянно менялись запахи, от рыбного до химического.

— ПОКУПАЙТЕ, ВСЁ ТОЛЬКО СВЕЖЕЕ! ПОРОСЁНОК ВООБЩЕ ТОЛЬКО ВЧЕРА РОДИЛСЯ. НЕЖНЕЕ НЕКУДА!

— КТО? Да как ты можешь говорить, что я шарлатан?!

— Да, господин, уверяю вас, это точно скумбрия. Лично вылавливал сетями из моря.

— Ты не сказал своё имя, — дергая за руку потерявшегося Смыслока, напомнил Тллит.

— Я… я… Я Смыслок, — ответил, выходя из транса, гоблин. — Почему они все кричат?

— Это главный рынок города. Пойдём, Смыслок, осталось не так много.

— Рынок означает, что тут можно разговаривать только криком?

— Рынок означает, что если ты не кричишь — не зарабатываешь. Не зарабатываешь — не ешь. И так дальше по цепочке, пока не умрёшь.

— Не вижу ничего плохого. Я бы никогда не кричал ради того, чтобы жить. Кричать лучше всего ради смерти, — говоря это, Смыслок подумал, а зачем он вообще пошёл за этим гоблином.

Он же хотел преподать урок предателю, а сейчас будто сам берёт у него уроки. Зачем ему знания о городе?

— Понимаю тебя, парень. Раньше и я так считал.

Людей вокруг становилось всё меньше. Гоблины повернули за угол очередного здания. Воздуха стало значительно больше, даже начал ощущаться лёгкий ветерок.

— «Раньше считал»? Но ты же гоблин, ты не можешь считать иначе! — Смыслок резко остановился. Быстро мелькающие мимо существа мгновенно перестроили свой поток, чтобы обогнуть препятствие.

— Я знаю всё, что ты мне хочешь сказать, но сейчас не время и не место, — Тллит снова посмотрел на часы. — Идём же!

Смыслок не двинулся с места. Он встретил кого-то, кто его понимает, кто уже прошёл этот путь. Но это значит, что он тоже станет таким же? Оденет костюм и будет носиться по городу?

Тллит подошёл ближе, положил лесному гоблину руку на плечо.

— Давай договоримся? Один день. Ты мне даёшь один день, а дальше я тебя не задерживаю. Будешь делать что хочешь, можешь восстанавливать гоблинскую справедливость, отлавливая таких как я, — Тллит посмотрел в глаза Смыслоку. — Я прошёл через это один, но тебе не придётся делать того же.

Да, он был одет в костюм. Да, у него были часы. Но он был зелёный, низкий и с остроконечными ушами. А значит, он был гоблином. Может, всё не так плохо? Возможно, есть целая коммуна городских гоблинов, которые по ночам тихо минируют город и просто ждут момента, когда всё это пустят в ход.

В любом случае, один день у Смыслока был, и он решился дать его Тллиту.

Маленькие лавки, в которых продавалось всё существующее и нет, с рвущими глотки (буквально и фигурально) продавцами сменились на большие складские помещения. Работающие тут существа всё ещё кричали, но эти выражения уже лучше были знакомы Смыслоку. Работники рыночного склада тоже были знакомы Смыслоку. Грязные лица и одежда, обязательно рваная в нескольких местах. Вдобавок запах, который там стоял, — всё это напоминало о родных краях.

— Почему Тллит? — на ходу спросил Смыслок.

— О чём ты?

— Тллит же совсем не гоблинское имя.

— А-а, ты про это. Гоблинские имена сложноваты для города. Тут нужно что-то короткое, броское и без негативных ассоциаций. Оказавшись в городе, я это быстро понял и взял себе имя Тллит, — городской гоблин прикрыл нос, проходя рыбный склад.

— И как тебя звали до города?

— Тонзиллит. Матушка часто мучилась от него и померла потом тоже от него. Вот в честь него и назвали. Помню, как отец жутко гордился этой идеей.

— Реально классная идея. Я никогда не поменял бы такое памятное имя. Назвать ребёнка в честь болезни, от которой умерла мать, — твой отец, наверное, был очень мудрым гоблином.

— Ага… Не то слово.

— Вот тут я, собственно, и работаю. Телосложение для грузчика не подошло, поставили комплектовщиком. Раскладываю товар по коробкам, потом его развозят в магазины и так далее, — Тллит указал рукой на одноэтажное деревянное здание с парочкой окон. — На проходной скажем, что ты мой родственник. Сегодня поможешь по работе — лишние руки не помешают.

Смыслок ничего не комментировал и старался вообще не разговаривать. Он дал Тллиту один день, но решил для себя не подаваться чарам города. Если он говорит или спрашивает — значит, заинтересован, значит, подался чарам. Логика простая, но довольно надёжная.

Проходная представляла собой половинку двери, возле которой на стульчике сидел гном.

— Чё это у меня в глазах двоится? — с весёлой интонацией сказал гном на стуле.

— Очень смешно, Кир. Это мой братишка двоюродный, Смыслоком звать. Поможет мне сегодня.

Кир прищурился, глядя на Тллита.

— А Куршор знает про твоего помощника?

— С ним я сам договорюсь, не переживай. Под мою ответственность.

Внутри здание было набито деревянными коробками под самый потолок.

— Большая деревянная коробка, набитая коробками поменьше, — пробубнил Смыслок.

Тллит быстро принялся за работу. Брал папки, смотрел в бумаги, укладывал продукты в коробки. И так он работал каждый день? Бессмыслица.

— Зачем ты занимаешься этим? Зачем уговорил меня провести день с тобой? — напрямую спросил Смыслок.

— Вдвоём же веселее, разве нет? — Тллит даже не оторвал взгляд от бумаг.

— Что случилось с твоим поселением? Почему ты тут строишь из себя кого-то другого? — лесной гоблин выхватил бумаги и откинул их в сторону.

— Потому что все погибли.

— У меня тоже все погибли, но я не собираюсь жить в городе и заниматься всеми этими глупостями.

— Но ты уже в городе! Как и я когда-то. И я знаю, что такое быть последним гоблином из поселения, который оказался в городе, — Тллит сел на одну из коробок. — Всё было, как всегда. Очередная вылазка. Очередные взрывы и смерти. Очередные празднования. Но потом всё поменялось. Все погибли, я остался.

Он вздохнул, продолжая:

— Остался и видел, как авантюристы оплакивали погибших товарищей. Бились в истерике возле взорванных трупов. Я видел это и раньше, конечно, но эти люди… Они знали, что я жив, и не тронули меня. Знали, что я один из тех, кто убил их друзей, но так устали от насилия и смертей, что ничего мне не сделали. Мы просидели на месте битвы до глубокой ночи. Никто не сказал ни слова, потом они собрались и ушли. Я пошёл в противоположную сторону и оказался тут.

Городской гоблин тяжело вздохнул.

— Просидев тогда с ними столько времени в тишине, это поменяло во мне что-то. Я решил понять, почему они так поступили, почему так отличаются от нас.

— Просто они глупые. Они не понимают всей важности смерти. Смерть — самое главное в жизни. Громко хлопнуть дверью, — с пафосом в голосе сказал Смыслок.

— Глупые? Мы первые напали на них тогда. И забрали жизни. Если главное — собственная смерть, зачем мы тогда забираем жизни других?

— Мы никогда не забираем чужую жизнь просто так, — Смыслок шагнул к Тллиту. — Это всегда борьба за жизнь лагеря.

— Почему тогда другие так не делают? Почему только гоблины пытаются забрать всё силой у других? Почему мы не можем сами вырастить пшеницу, чтобы не убивать никого? Или почему не взорвёмся сразу всем лагерем?

— Бредни! — Смыслок отмахнулся рукой. — Это наше место в мире. Дриады живут на деревьях, драконы — в пещерах, коровы дают молоко, гоблины взрываются. Так было всегда и будет всегда. А ты просто сумасшедший, который думает, что понял то, чего не понимают другие!

— КАКОГО ХЕРА! Вы что тут устроили, полупокеры зелёные?! — грубый голос ударил по уху.

Это был большой тролль, одетый в чёрный костюм в белую полоску.

— Господин Куршор, это мой брат. Он мне просто помогает сегодня. Абсолютно бесплатно, — и без того маленький Тллит на фоне тролля в моменте будто усох ещё в несколько раз.

— Ты чё, дебил? Банду тут собираешь? Теракт готовите у меня на территории? Знаю я вас, зелень безмозглая, лишь бы взорвать чего!

— Прошу вас, господин Куршор, никаких взрывов. У нас только благие намерения, всё во благо склада и поставок, просто нужны были лишние руки. Скажи, братец, да?

Зрелище было слишком жалким. Это происходит со всеми гоблинами в городе? Тллит вызывал приязнь, он пережил то же, что и Смыслок, но видимо свернул не туда.

Что останется, если забрать у гоблинской расы взрыв? Останется Тллит. Не такой сильный, как орк, не такой мудрый, как эльф, не такой многочисленный, как человек. Мир раздавит его, ничего не оставив.

— Такого придурка переросшего я бы взорвал с огромным удовольствием, — Смыслок сделал шаг на Куршора и плюнул ему под ноги.

Ответ не заставил ждать. Куршор громко свистнул. В комнату зашли два орка, которым он пальцем указал на Смыслока. Пока его избивали, он успел вставить украденную у Верна вилку одному из орков в ногу. Тллит наблюдал за этим, прикрывая глаза.

Пришёл в себя Смыслок, когда уже было совсем темно. Он лежал на спине в луже. Гоблин смотрел на звёзды одним не запухшим глазом.

Он мне даже не помог.

Смыслок не мог пошевелиться, оставалось только лежать и думать. Думать о жалкой смерти, про которую говорил Верн. Думать о жалкой жизни, которой жил Тллит. Выходит, как бы он ни поступил, выйдет жалко. Просто жалкий неудачник.

Ветер усилился. Тело начало дрожать от холода. От дрожи болели все увечья, нанесённые орками. Ветер принёс и вежливо положил что-то на лицо Смыслоку. С большим усилием руки он убрал бумажку.

«ГРАНДИОЗНЫЙ! ЕЖЕГОДНЫЙ! ФЕСТИВАЛЬ ФЕЙЕРВЕРКОВ!!! ВПЕЧАТЛЕНИЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ!»

Искусство взрыва людей? Любое существо, долго крутящееся в одной сфере, знает о ней всё. Можно быть абсолютным профаном в общении с людьми, отношениях с противоположным полом, но, когда речь заходит о сантехнике, полностью рассказать строение всей канализации самого древнего эльфийского города.

То же было и с гоблинами. Они могли быть идиотами во всём, но только не во взрывах. И вот, кто-то так нахально, большими буквами, пытается убедить всех, что хоть немного разбирается в их ремесле.

И Тллит будет просто смотреть на это? Как люди пытаются присвоить себе наше искусство? Нет!

Как много ещё запутавшихся, одурманенных городом гоблинов, которые не просто бесцельно проживают свои жизни, а вообще их проживают. Я должен показать всем сбившимся с пути верную дорогу. Я должен показать всем, что взрыв — это не просто развлечение под поедание сладкой ваты, но и не простая бредовая смерть.

Взрыв — не акт физического уничтожения. Это акт жизни.

— Но придётся сначала сделать то, чего чураюсь.

Смыслок сел. Сел и начал думать. Другого выбора не было. Чтобы создать такую дверь, ему нужен был лучший за его жизнь план.

«Лучшее место в городе, чтобы рассмотреть завтрашнее действо во всей красоте!» — так сказал тот оркский мальчишка. Это был первый пункт гоблинского плана.

Пришлось перерыть порядка четырнадцати с половиной урн с мусором, чтобы найти газету, которой тогда махал мальчик. Там действительно были зарисовки и описания всех мест в городе, откуда фейерверк будет видно лучше всего.

Весь остаток ночи Смыслок провёл, бегая по городу, посещая все эти места. Любой гоблин, имея эти данные, без труда смог бы вычислить, откуда будут запускать салюты.

Он выдвинулся именно в то место. Это была отдалённая от центра города поляна за доками, в которых он был вчера. Когда он добрался туда, солнце уже стояло в зените.

На поляне, за городом, окружённой временным забором, велась подготовка фейерверков. Все суетились, катали бочки с порохом, тачки с углём и путались друг у друга под ногами.

— Неумехи, — заключил тихо Смыслок.

От Куршора Смыслок понял, что слава о гоблинских взрывах слышна везде. Примерно понимая, но осуждая человеческую иерархию, Верн вполне мог сойти за кого-то главного тут. У него были деньги, еда и охрана. А если перед уходом он тоже говорил про фестиваль…

Тллит же научил Смыслока унижаться и унижать.

Собрав мужество в кулак и все эти факты воедино, он направился к охраннику у входа.

— Выход из города по этой дороге перекрыт. Вали в обход, — сонно проговорил как мантру охранник.

— Я инструктор по взрывам. Э-э… типа, потому что я гоблин, — старался как можно естественнее сказать Смыслок. — Меня послал Верн.

Охранник сразу оживился.

— Проходите, конечно, господин инструктор. И… раз вы лично знакомы с господином Верном, скажите, что я тут очень хорошо охраняю?

Смыслок ничего не ответил и прошагал на рабочую площадку. Не трудно было понять, кто руководит тут всем. Старый, похожий на изюм в очках человек размахивал тростью и раздавал указы.

Уверенным шагом гоблин подошёл к нему.

— Собери всех рабочих на собрание через пять минут, — приказным тоном сказал Смыслок. — Я от господина Верна!

Старик даже ничего не успел ответить и сразу же начал исполнять указание.

Пока Смыслок думал, как же хорошо он вжился в роль, вокруг него собрались все работники. Он запрыгнул на пороховую бочку, используя её в качестве сцены.

— Я теперь тут главный. Предыдущий главный понижен до моего помощника. Э-э… указание господина Верна, — Смыслок принял, по его мнению, властную позу на бочке.

— Но почему? Господин меня даже не уведомил, а ведь у меня более сорока лет стажа! — изюм ударил тростью о землю.

— Ну-у… а я гоблин…

Толпа, включая самого изюма, одобрительно закивала, давая понять, что это довольно железный аргумент. После чего все посмотрели на нового начальника.

— У вас тут полный бардак, как я вижу. Дисциплина отсутствует, и вы ничего не успеваете! — от этих слов работники начали неловко ёрзать на месте и чесать головы. — Быстро за работу! Э-э… придурки?

Работники действительно отставали от графика. Советы и распоряжения Смыслока были довольно полезными, так что буквально через час все подозрения отпали сами собой.

Первые звёзды появились на небе. После долгих расчётов и корректировок предыдущего плана всё было готово.

Никаких поочерёдных красивых взрывов высоко в небе. Нет. Один мощный, всепоглощающий взрыв, прямо над главной площадью. И верхом на нём — привязанный Смыслок.

Возможно, другие расы не поймут этого послания, но все городские гоблины сразу осознают свою неправоту.

— Начинаем через десять минут! — кричал в громкоговоритель один из работников. — Найдите нормальные спички, не как в прошлый раз! Сид, свали с дороги!

Вот оно. Снова по телу шла дрожь от предвкушения того, что должно случиться уже вот-вот. Запах пороха. Но это уже не те ощущения, что в прошлый раз. Слишком много изменилось за эти пару дней.

Этот взрыв имел значение.

Пусковую установку оградили небольшой ширмой, за которую начальник Смыслок запретил входить. Фитиль был выведен на несколько метров в сторону, поджигать его было приказано точно по времени.

Смыслок ещё раз сверился с расчётами — всё было верно, и он откинул бумаги в сторону.

— Вот всё и готово, — гоблин взял верёвку, раздумывая, как лучше себя примотать.

— Неплохо ты тут всё организовал, — голос шёл со спины Смыслока.

Он быстро развернулся. Удар тяжёлым предметом по голове сбил его с ног. Он упал. Перед закрывающимися глазами мелькало зелёное пятно.

Смыслок быстро пришёл в себя. Ему казалось, глаза были закрыты не больше минут. Его переполняла ярость. Никто не должен помешать плану!

Чуть проморгавшись, он понял, что связан. Весьма халтурно, но всё-таки связан. Перед ним, приматывая себя к основной части пускового механизма, торопился Тллит.

— Какого хера ты делаешь?! — провопил Смыслок.

— Прости, брат. У меня нет выбора. Знаю, что ты не позволил бы мне это сделать, а по-другому я не могу поступить, — казалось, Тллит немного задыхался. — Я не спал всю ночь, а утром уже не пошёл на работу. Всё время думал о случившемся. Мне так жаль! Так жаль, что не вступился за тебя! Я был полным дураком всё это время… Ты напомнил мне, что значит быть гоблином! Что значит не стесняться себя, не строить из себя кого-то другого.

— Поджигаем через минуту! Давайте, ребята, не хочется налажать при господине Смыслоке! — кричал в громкоговоритель знакомый голос.

Тллит продолжал, торопясь:

— И вот я пришёл сюда. Узнал про гоблина-начальника. Я сразу понял, что это ты. Прости меня за всё, Смыслок, но это должен сделать я. Смыть позор последних двух лет этим взрывом. И стать примером для других.

Смыслок молча слушал Тллита. Сказать было нечего. Один городской гоблин снова вспомнил, кем является, а это значит, план уже сработал.

Послышалось шипение фитиля. Суета за ширмой усилилась. Все работники собрались посмотреть на труды своих последних дней. Тллит уже полностью примотал себя.

Гоблины смотрели друг другу в глаза. Фитиль радостно скакал возле пусковой установки.

— Прощай, друг Тонзиллит, — искренне улыбаясь, сказал Смыслок.

Тонзиллит ничего не ответил. Улыбнулся, а по щеке потекла скупая гоблинская слеза. Та самая, слеза счастья перед взрывом.

— МГА-А-а-А-аа-а-ААА!!!

С закладывающим уши свистом фейерверк пролетел над городом. Взрыв над главной площадью показал всем жителям то, чего они не видели никогда. Всё озарилось миллионами разноцветных огней, которые медленно разлетались в стороны.

Дома затряслись от громкого взрыва, после которого город замолчал. Весь шум фестиваля, проходившего в самом разгаре, исчез. Никто не мог выговорить ни слова. До самого утра город не произнёс ни звука. Все увидели настоящее искусство, которое им лишь предстояло осознать.

— Господин Смыслок, почему вы связаны?

Конец.